...Леви-Строс. Структурная антропология...

Леви-Строс, Клод (1908-2009.).  Структурная антропология / пер. с фр. В. В. Иванова. - Москва: Академический Проект, 2008. - 554 с. 

Введение

• Сразу отставил в сторону историю как не-проблематичную — она решила вопрос о своих принципах. 
• С социологией сложнее — и занимается «ее разделами»: этнография и этнология. 
• Тоже озабочен универсальностью описания.  Понимает, что пока такого нет.  Критика теории Лесли Уайта, в которой критерием развития является количество энергии на душу народонаселения (10).  
• Предупреждает об опасности видового изучения социальных явлений — все же не биология, явления внутри «вида» не происходят друг от друга.  Прим. опасности — соединение в вид обычай убивать стариков из экономии и обычай ускорять их переход в мир иной, дабы не лишать их потусторонних удовольствий.  
• В этнографии нет истории, нет сведений о движении явления.  Но это ограничение делает и методом — «детальное исследование обычаев и их места в общей культуре соблюдающего их племени в совокупности с выяснением их географического распределения среди соседних племен позволяет определить, с одной стороны, исторические причины, а с другой — психологические процессы, сделавшие возможным их появление» (14).  
• Прогрессистская теория требует сочетания трех аргументов: доказать, что одно из явлений более первобытно / более первобытное обязательно эволюционирует в сторону другой из наличных / этот закон действует более неукоснительно в географическом центре, чем на периферии (15).  Без этого «любая теория, предполагающая наличие пережитков, считается несостоятельной» (15).  И примером такой несостоятельности является утверждение о большей древности материнского права. 
• Методы изучения динамики в этнографии аналогичны методам сравнительного языкознания — через изучение явления в статике и его дистрибуции.  
• Цит. Боас в отношении крайне строгих критериев правомочности исторической реконструкции (17). 
• Критика методов эволюционистов и диффузионистов (19) — первые произвольно определяют давность явления и приписывают его тем обществам, где явление не наблюдается, а вторые произвольно выбирают типичный случай, который потом якобы распространился вокруг.  На примере дуальной организации первобытных обществ (отмечает кстати, что таких организаций столько же, сколько и обществ, ею обладающих) (19). 
• Этнография — наука, «чьей первой» если не единственной целью является анализ и истолкование различий» (24). 
• Задачу и этнографа и историка формулирует одинаково (отдаленность исследуемого общества легитимирует такое сближение и характер удаленности — временной или культурный — не имеет значения): «расширить частный опыт до размеров общего опыта или же опыта настолько обобщенного, что он становится, таким образом, доступным людям другой страны или другой эпохи как их собственный опыт».  И рецепт — «трудолюбие, требовательность, симпатия, объективность» (28).  Различаются способы работы. 
• И отличие в том, что этнография занимается явлениями, по преимуществу, бессознательными.  Делает общее замечание о том, что «с поразительной быстротой… коллективное мышление ассимилирует токования, показавшиеся ему наиболее смелыми (первоначальность материнского права, анимизм, или в последнее время, психоанализ), для автоматического разрешения проблем, характер которых постоянно ускользает как от воли так и от разума» (32).  
• В отношении, по преимуществу, не письменных источников говорит, что это происходит не потому, что люди не могут писать, а потому, что «то, чем он интересуется, отличается от всего того, что люди обычно запечатлевают на камне или на бумаге» (39). 
• Критикует Малиновского — за выводы, которые являются проекциями нашего общества.  А эта ошибка является «следствием переоценки исторического метода…», «в конце концов именно историки сформулировали функциональный метод» (27). 

Язык и Родство 

• Революционная роль фонологии Трубецкого для лингвистики не могла не сказаться на социальных науках.  Модель системы, которая действует универсально, но неявно.  Для социологии находит ее в системе родства.  Дальше еще одной моделью называет атомизм. 
• Элементарная структура родства — выводит из авункулата.  Включает отношения между 4 элементами — отцом, его женой, ее братом и их сыном.  
• Вместе с тем авункулат не является универсальным, есть культуры без него — решение находит в том, что само родство имеет неодинаковое значение разных культурах.  А еще — авункулат является характерной чертов «элементарной структуры», исторические культуры не обязательно с ней совпадают, есть и более сложные системы (62).  Но наличие авункулата в этих сложных системах проявляется тем не менее — в ситуации кризиса, быстрого преобразования или при столкновении с другими культурами.  
• Отношения тоже 4 типов — равенство, взаимность, право и обязательство (63).  
• Но уже 4-й элемент революционен — классики строили систему родства на биологической семье: мать—отец—дети (64).  И никто не отрицает биологическую семью — но (!) «социальный характер родству придает не то, что оно должно сохранить от природы, а то основное, благодаря чему родство отделяется от природы.  Система родства состоит не из объективных родственные или кровнородственных связей между индивидами; она существует только в сознании людей, это произвольная система представлений, а не спонтанное развитие фактического положения дел» (65).  И таким представлением считает запрет инцеста.  Он и обосновывает авункулат.  Биологическая семья становится следствием символических отношений — «Если правомерно и в некотором смысле необходимо прибегнуть к натуралистическому толкованию для того, чтобы попытаться понять истоки символики, то тем не менее, раз уж символы сложились, нужно прибегнуть к объяснению на другой основе, поскольку вновь возникшее явление отличается от предшествовавших ему и подготовивших его» (66).  
• Возможность применения кибернетики к лингвистическим фактам — со ссылкой на Винера дает характеристики, которые делают это возможным — бессознательный характер и длинные статистические ряды. 
• Применяет естественно-научные методы к системам родства —основанием для этого становится то, что эти системы являются социальным явлением (обмен женщинами), а не биологическим — некоторым языком, т.е. множеством операций, обеспечивающих возможность общения между индивидами и группами индивидов. 
• Предлагает соотнести структуры языков разных семей с системами родства в соответствующих регионах - даже предлагает какую-то реконструкцию - сам оговаривается, что гипотетическую.  Но в следующей главе все же продолжает ее развивать.  
• И автор возвращается к аналогиям между структурами языка и структурами общества.  И основание — параллельное развитие на протяжении тысячелетий и оба в мышлении человека (86).  Автор ищет что-то в глубине и приводит очень яркий пример — использование разных префиксов для обозначения женщин в одном из языков не сочетается с различными социальными установками — для автора это явное доказательство, что не установки (явные) определяют использование разных префиксов, а какие-то более глубокие структуры, «бессознательные категории мышления (86). 
• Не претендует на исчерпывающий характер своего описания — претендует, однако, на максимальную глубину.  Толкование общества на основании теории коммуникации «возможно на трех уровнях, поскольку родственные или брачные правила служат обеспечению коммуникации женщин между группами, также как экономические правила служат для обеспечения коммуникации имущества и услуг, а лингвистические правила — для коммуникации сообщений» (99).  Между этими формами коммуникации, = обмена, есть корреляция.  
• Применяет метод к кухням и их «густеммам» (103).  
• Не утверждает, что современное общество целостно — раз к нему применимы структурные методы — но об исследовании разных уровней (105). 
• Условность различия между синхронным и диахроническим исследованием.  Было бы ошибочно рассматривать статику и синхронию как синонимы — статистический срез есть фикция для удобства исследования (108). 

Социальная Организация 

• Отличие архаизма от «псевдоархаизма».  Цель — освободить термин первобытный от «пережиточных философских предрассудков», «первобытное общество должно было бы быть гармоничным, поскольку оно оказалось бы в каком-то отношении замкнутом в самом себе.  Мы же… видели, что на больше территории земного шара, во многих отношениях благоприятной для нашего исследования, все, казалось бы действительно наиболее архаичные, общества искажены несоответствиями, в которых нельзя не увидеть след их становления» (138).  
• Сведение социальных структур к дуальным оппозициям в общем допускает, даже допускает, что такое описание соответствует само-описанию туземцев.  Но все же считает дуальность чисто теоретической концепцией, которая стремится к «преображению действительности, совсем иной по своей природе».  «Дуальная организация… не только случайна, но часто и иллюзорна.  Мы должны представлять себе социальные структуры прежде всего как объекты, не зависящие от того, как они сознаются людьми (хотя люди и управляют самим их существованием), причем они также могут отличаться от представлений о них, как физическая реальность отличается от наших чувственных впечатлений от нее и от создаваемых нами по поводу нее гипотез» (140). 
• Комментируя разногласия между информантами при описании структуры одного общества — диагональная и концентрическая, — говорит о бесполезности спора о достоверности дуальности — «дуальность сама по себе двойственна: то она представляется как результат симметричной дихотомии, создающей равновесие между социальными группами, определенными сторонами физического мира и моральными или метафизическими сущностями (т.е., немного обобщая предложенное выше понятие, это структура диаметрального типа), то, напротив, она выражается концентрически, с тем отличием от предшествующего типа, что оба члена оппозиции обязательно неравны с точки зрения социального или религиозного авторитета или же одновременно с обеих этих точек зрения» (162). 
• И вопрос как возникает иерархия из дуального деления - особенно в отношении диаметральной модели (в концентрической, по крайне мере, приближенность к центру задает иерархию).  И описывает головоломную систему браков.  
• Но также описывает сложную структуру, сочетающую несколько дуальных делений и одновременно диаметральное и концентрическое деление.  И проводит аналогию с храмами на Бали с их двумя внутренними дворами и одним внешним - первые два символизируют общую дихотомию мира, а третий - нахождение среднего звена (медиацию) между этими двумя антагонистическим членами (172).  И так возникает третий элемент.  
• Ага — и комментирует.  На основе своего собственного примера и ошибки показывает, что дуальность «выступает в форме несовершенной рационализации систем, остающихся несводимыми к дуальности, под видом которой они тщетно пытаются себя представить», «дуальность никогда не предстает как таковая, а всегда понимается как предел, к которому стремятся системы первого типа».  Это же объясняет и сосуществование диаметрально и концентрической форм дуальности — концентрическая выступает «посредником» между диаметральной и троичной системой, причем переход от одной формы к другой происходит именно через нее» (176).  
• Производит геометрические преобразования с обеими дуальными структурами (что обосновывает применение этих преобразований, автор умалчивает), чтобы показать статичный характер диаметральной дуальности и динамичный — концентрической.  Последняя «несет в себе явно выраженную троичность, или, если говорить точнее, любая попытка перехода от асимметричной троичности к симметричной двоичности предполагает концентрическую дуальность, являющуюся двоичной, как последняя, но асимметричной, как первая» (177). 
• А троичность структуры позволяет избежать аномалий и привести к одному и тому же типу формализации (180).  Двоичность и троичность взаимодействуют (оппозиция, на самом деле, между ними) — и описывает две формализации: три социальных класса и два типа обмена (коммуникации) между классами или наоборот два класса и три типа обмена (188).  

Магия и Религия 

• Описывает смерть в результате заклинания и колдовства в первобытных обществах (190).  Автор проводит физиологические аналогии с жертвами бомбардировок или боевых действий — при вскрытии не обнаруживали органических повреждений.  Действие страха на нервную систему, которая влияет на обеспечение органов. 
• Описывая пример с исчезновением колдуна и его счастливым возвращением — дает логически противоречивые, магическое и прагматическое, объяснения.  И не видит в этом проблемы.  И действительно, мы описываем войну и как народно-освободительную и как результат махинаций торговцев пушками — и обе версии одинаково достоверно описывают событие, мы легко переходим от одного к другому, а потому в сознании они могут спокойно сосуществовать.  «Эти различные толкования фактов, сколь бы серьезно их нельзя было обосновать, в индивидуальном сознании анализу не подвергаются, а существуют в нем в качестве взаимно дополнительных следствий тех смутных, до конца не сформулированных установок, которые каждый из нас занимает по отношению к фактам, полагая, что основывает их на личном опыте.  Однако этот личный опыт остается не оформленным сознательно и неприемлемым эмоционально, если только не впишется в ту или иную схему, присущую культуре данной группы.  Только ассимиляция таких схем может позволит объективировать субъективные состояния, сформулировать неоформленные впечатления и включить личный опыт каждого в единую систему» (196). 
• Описывает систему обвинения в преступлении в первобытном обществе (196).  При этом — судебное разбирательство строится по принципу «ссылок и детализации» — судью требуют от обвиняемого «подтверждения системы, известной им только по одному фрагменту; они хотят, чтобы он воссоздал остальное соответствующим образом».  Вещественное доказательство вины служит не подтверждением права наказать, а удостоверением реальности системы сделавшей его возможным, причем для судей существенны не столько объективные обоснования, сколько соответствующее эмоциональное выражение.  «Суд соучаствует в признании; тем самым оно обретает новую силу и превращает самого обвиняемого в сотрудника обвинителя.  Благодаря этому колдовство и связанные с ним идеи перестают отягчать сознание как совокупность неясных чувств и плохо сформулированных представлений и обретают реальное бытие» (198).  В итоге обвиняемому в качестве теперь уже свидетеля сохраняют жизнь, важно — удовлетворение от правдоподобности вымысла.  Выбор делается не между двумя системами, а между системой и хаосом — помогая в этом, подросток сумел превратиться из угрозы безопасности группы в гарантию ее единства.  
• Комплекс шаманизма описывает через систему трех доверий — шамана, больного и публики.  Больной наименее существенен, кроме того обстоятельства, что он потенциальный колдун — что соответствует современной системе психоанализа (207). 
• Но колдун велик, не потому что излечивает, а он излечивает, потому что велик.  Коллективная основа - самая важная.  И работает в структуре «спектакля», который проставляет шаман.  Какой это? — повторение «призыва», т.е. первого припадка, во время которого ему открылось его призвание.  Но не просто проигрывает, а вновь переживает — в терминах психоанализа, отреагирование. 
• Мифологическое основание психоанализа.  И предметом является — бытие социальной группы (212).  Больного больше не лечат, а «убеждают», цель — перестройка всех восприятий пациента в зависимости от психоаналитических интерпретаций — а это ведет к «возникновению магической социальной системы» (212).  «В магическом поведении следует видеть реакцию на ситуацию, которая сознанием воспринимается аффективно, но сущность которого лежит в сере интеллекта.  Только история символических функций позволяет объяснить то, что для человеческого интеллекта Вселенная всегда недостаточно значима, а разум всегда имеет больше значений, чем имеется объектов, которым их можно приписать».  Магия становится склейкой между системами означаемого и означающего.  Но она развивается в ущерб познанию.  Познание требует развитие только одной системы и растворение в ней первой.  Всякий индивид в той или иной степени пользуется противоречивыми системами и страдает от их противоречивости — но это не доказывает, что система, снимающая это противоречие не будет шагом назад по отношению к существовавшему прежде конфликту (213).  Продолжает — «произвольный общий синтез, позволяющий вместе с интеграцией нормальных ситуаций интегрировать и ситуацию травматическую, причем без учета тех критических случаев, когда необходимо действие, есть потеря во всех отношениях,  совокупность простейших гипотез для практика есть рабочий инструмент, но теоретик отнюдь не обязан видеть в них завершенную картину действительности.  А поэтому незачем из этой гипотезы делать нечто, объединяющее больного и врача в мистический союз, который к тому же воспринимается ими по-разному и приводит только к растворению лечения в магии» (213).  
• На примере шаманского ритуала при затрудненных родах показывает, что предоставление больной языка для выражения страдания ведет к излечению.  Причем — буквально.  Шаман находит в матке монстров, а это не только смиряет больную, но и излечивает.  И такой метод отличается от медицинского диагноза (напр., микробов), которые не ведут к излечению.  И причина в том, что микробы существуют, а монстры нет.  Отношение болезни к микробам чисто внешнее — причины к следствию, а к монстрам — отношение символа (означающего) к означаемому.  И такое представление языка «деблокирует» физиологию.  
• Цитата из Рембо — «с помощью метафоры можно изменить мир».  
• Еще дальше сводит психоанализ и шаманизм.  Ссылается на открытие физиологических оснований невроза.  И тогда их различие только в понимании происхождения мифа — возможность индивидуального мифа в шаманизме (шаман формирует у больного его описание болезни) или коллективное (в психоанализе, как принято в европейской мысли).  И переворачивает понимание бессознательного — поскольку любая психика формируется одной доминирующей структурой, в основе которой лежит миф.  Тогда бессознательное — совокупность таких структур, «символическая функция, отличительная для человека, но у всех людей проявляющаяся согласно одним и тем же законам и, в сущности, сводящаяся к совокупности этих законов». 
• Произвольность связей в мифе — и противоречивость мифологических конструкций, «миф противоречив по своей сути» — не мешает сходству в разных точках.  Противоречивость мифа сравнивает с противоречивостью языка для «древних философов» — они подходили к языку как мы сегодня подходим к мифу — пытались найти в звуках, в их внутренних свойствах причину их значений.  
• Несколько уровней связи мифа с языком — лингвистический феномен (242).  Но особый язык — на уровне, где смыслу удается отделиться от языковой основы.  
• Отрицает достоверные и недостоверные варианты мифа (255). 

Проблемы Метода Исследований и Преподавания Антропологии 

• Неопределенность понятия «структуры» — в отношение социальных явлений.  Но, кажется, и вообще (319).  
• Структура — модель, не совпадает с эмпирическим материалом (социальными отношениями).  Скорее — метод, который можно применить к изучению различных этнологических проблем.  Но не всякая модель.  Д.б. соблюдены 4 условия: 
• изменение любого элемента влечет изменение структуры; 
• связана с группой преобразований; 
• эти свойства позволяют оценить, как изменение элемента повлияет на систему; 
• д.б. построена т.о., чтобы ее применение охватывало все наблюдаемые явления. 
• Два уровня моделей (структур) — сознательный и бессознательный.  Нормы относятся к первым и оказываются наиболее бедными.  Вторые же характеризуются тем, что закрываются какими-то внешними моделями.  Культурные нормы «нельзя автоматически считать структурами.  Это, скорее, важные сигналы, помогающие их выявлению: иногда они представляют собой сырой материал, иногда — теоретические соображения, подобные тем, которые создаются самим этнологом» (325).  Дюркгейм и Мосс основывались на параллелизме сознательных и бессознательных структур, но у изучения осознанных моделей все же ограниченный потенциал — «они могут объективно остаться столь же далекими от действительности бессознательного» (325) как и другие. 
• Математическое влияние: механические и статистические модели (326). 
• Возвращается к идее аналогии между родством, экономикой и языком как системами коммуникации.  Через метафору игры.  Даже надежда на объединение социальной антропологии, экономики и лингвистики в единую науку как науку о коммуникации.  Но эта наука станет набором правил.  Эти правила не зависят от характера партнеров, чьими играми они управляют.  А игра заменяема на — партия, ход, выбор, стратегия.  Знать важно только — когда игрок может сделать выбор, а когда нет.  
• Т.о. заимствует для описания родства кибернетический язык — система релейных систем наличия или отсутствия выбора.  Любая система с брачными правилами характеризуется избыточностью (гипотетическая панмиксия — возможность жениться независимо от прежних браков — такой избыточности не имеет).  Это позволяет вычислять энтропию.  А это создает возможность обращения статистических моделей в механические — т.е. ликвидации разрыва между демографией и этнологией, т.е. создание возможности прогнозирования и активной деятельности.  
• Структура противостоит двоичным отношениям — любое построение за пределами простых оппозиций созадет структуру (354). 
• Собственная идея — системы родства, брачные правила и счет родства формируют согласованную совокупность для сохранения стабильности.  Без внешних воздействий эта структура была бы статична.  И факторы диахронических преобразований следует выяснять, это же выявит причины несовпадения социальной структуры и структуры родства.  Системы родства кроме того, чтобы следовать брачным правилам, преодолевают их ограничения.  И в свою очередь, влияют на брачные правила.  И так — по цепочке (364).  
• Через исследование систем родства выходит на понятия транзитивности, цикла и порядка.  В большинстве обществ социальный порядок транзитивный и нецикличный (если А выше В, а В выше С, то А выше С).  Но такие общества «допускают возможность существования других типов порядков, которые можно было бы назвать «мыслимыми» или «идеальными», будь то политика, мифология или религия, и эти порядки практически нетранзитивны и цикличны.  Таковы сказки о королях, женящихся на пастушках,  или критика Стендалем американской демократии как системы, где джентельмен оказывается в зависимом положении от своего лавочника» (367). 
• Порядки, относящиеся к феноменальному миру, выстраиваются, в свою очередь, в порядок порядков — чисто мыслимые структуры.  Это мир мифов и религии.  Туда же политические идеологии.  
• Тяготение к моделям по образу классической механики объясняет молодостью социальной антропологии (370).  При этом теория газа оказывается гораздо более точно, чем теория Солнечной системы, где всего 9 объектов.  Антропология оказывается между — у нее больше объектов (социальных ролей и индивидов), чем в механике, но недостаточно для статистических методов и расчета теории вероятностей.  Этот объект сложен для первого метода и недостаточно сложен для второго.  Лингвистика в этом отношении дает методологию, поскольку оказывается в таком же положении с точки зрения особенностей объекта.