Article

МАРИИНСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ
В Петербурге завершился IX Международный фестиваль балета "Мариинский"

Маркетинговый гений Валерия Гергиева превратил театральный сезон Мариинского театра в фестивальный марафон, столь же бесконечный, как нынешние скидки. Едва завершившийся Масленичный фестиваль сменился фестивалем балета "Мариинский", чтобы почти сразу перетечь в фестиваль "Звезды белых ночей".

"Мариинский", впрочем, особенно сердцу дорог тем, что он исключительно балетный, что, например, позволяет высадиться в Петербурге немалому интернациональному десанту. А, кроме того, построенный по принципу фестиваля приглашенных звезд, «Мариинский» сделал немало открытий для русских танцовщиков и балетоманов, зашоренных собственной убежденностью, что "уж в области балета мы всем фору дадим".

Нынешний фестиваль традиционно начинался премьерой Мариинской труппы, свеженькой работой освободившегося от тяжких пут Большого театра Алексея Ратманского на музыку Родиона Щедрина "Конек-Горбунок".

Приглашенными солистами стали: прима Кубинского национального балета, несбиваемая техничка, Вингсэй Вальдес (в "Дон Кихоте" в паре с Леонидом Сарафановым); новое приобретение Staatsballett Berlin, выпускник МАХУ Михаил Канискин (в "Лебедином Озере" с Викторией Терешкиной); главный международный козырь все того же Staatsballett Berlin и тоже москвичка Полина Семионова (в "Баядерке" с самим Игорем Зеленским), и премьер American Ballet Theatre Марсело Гомес (в "Жизели" с Дианой Вишневой). Кроме того, в программу включили вечера главных прим Маринки Дианы Вишневой и Ульяны Лопаткиной, а подытожили все не менее традиционным гала-концертом.

Постоянно критикуемая за соревновательность, концепция фестиваля в этом году оправдала себя - выступления гостей удалось. Однако главным потрясением, главным сюрпризом и главным открытием фестиваля стали все же хозяева фестиваля.

Сначала о потрясении. Заглавная партия балета "Жизель" традиционно считается коронной для Дианы Вишневой, она идеально ложится на физику балерины и досконально продумана и отработана. Но фестивальный спектакль, в котором балерина, казалось, спонтанно создает текст партии прямо на сцене, стал моментом совершенной красоты, за который умирали все балетоманы во все времена. В танце Вишневой не было рефлексии, не было тоски, горя, прощения, почти никакого развития, а лишь любовь, которая не иссякает до последней ноты.

Благородство и степенность Альберта в исполнении Марсело Гомеса в сочетании с его чувственным взглядом и волшебными поддержками были стопроцентным оправданием такой великой любви, противостоять которой (но не победить) могла лишь волевая и невесомая Мирта Екатерины Кондауровой с ее полком великолепных и холодных виллис.

Сюрпризом стала Ульяна Лопаткина, вышедшая на заключительном гала-концерте в пародийном "Большом па-де-де" Кристиана Шпука на музыку Россини. Лопаткина последние годы пренебрегает ролью идола, легенды и божественной, основой своего коммерческого потенциала, все меньше танцует казалось слившиеся навечно с ее именем партии классического репертуара, отдавая предпочтение партиям характерным и обращая все большее внимание на современных хореографов. Балерина, каждый арабеск которой представлялся единственной точкой равновесия разнонаправленных сил этого мира, а каждое гипнотическое движение рук – крайнее выражение трагедии и эротизма, казалось, доказывает, что она не великий идол, а актриса (пойди пойми, что сложнее). Метаморфозы балерины все больше вызывают шипения со стороны ее поклонников, ну да, народ никогда не прощал предательства богов…

В "Большом па-де-де", исполненном со странным сочетанием истинно королевского блеска и совершенного внимания к каждой комической детали, Лопаткина сдала тест на роль клоунессы. И, боже мой, Лопаткина вдруг оказалась даже не лирическим белым клоуном, с которым ее в состоянии глубокого психического расстройства еще можно было бы ассоциировать, а самым настоящим бесшабашным и радостным рыжим клоуном.

Наконец, главным открытием фестиваля стал Владимир Шкляров, исполнивший на заключительном гала-концерте фестиваля "Тему с вариациями" Джорджа Баланчина на музыку Чайковского. Шкляров теперь танцует много и успешно, настолько, что его даже выдвинули на "Золотую маску" в этом году. Однако чистейшее академичное исполнение "Темы с вариациями", уверенные хотя и слегка слишком сосредоточенные поддержки, заложенная Баланчиным лихость "а ла рюс" и дозированное использование характерной для танцовщика мальчиковости, показали новый уровень исполнения, академичный, внимательный к стилю и очень индивидуальный.

Ждем фестиваля и в следующем году – ох, не сглазить бы с этим кризисом. И будь он хоть трижды международным, хорошо, что он был и остается Мариинским.

Article

НЕ СОБЫТИЕ
Золотая Маска начала свою спец-программу "Легендарные спектакли и имена XX века" именами Сильви Гиллем и Рассела Малифана

Сильви – священное чудовище современного балета и танца вообще. Как перед всяким идолом перед Сильви преклоняются и как всякое чудовище ее боятся. А борются со страхом, пытаясь объяснить ее феномен доступными пониманию параметрами. Читать тексты о Сильви, инвентаризирующие ее идеальные пропорции, "супер" подъем и выворотность, мужской мозг и бесконечную работоспособность, – такая же смертельная скучища как изучение инструкции по применению нового гаджета или исследование состава усовершенствованного ваниша.

В этом контексте выступление Сильви в Москве, сидевшей все это время на ютьбовской сильви-диете, должно было стать массовым сеансом психоза и истерии. Между тем, привезенный Сильви танец совершенно не располагал к стадионному улюлюканью и бисованию, столь дорогими сердцу современного московского балетомана.

Программа Push, состоящая из трех соло (Solo и Two для Сильви и Shift для Рассела Малифана) и одного дуэта (Push), представила Сильви в новой для русских хореографии Рассела Малифана, выпускника английской Royal Ballet School, достаточно оперативно оставившей карьеру классического танцовщика ради изучения новых практик, боевых искусств, capoeira и тай чи. Инициатором сотрудничества артистов стала Сильви, тогда еще работавшая в Royal Opera House, и настоявшая на постановке номера Рассела Малифана на этой академической сцене. С тех пор они совместно подготовили уже несколько программ и даже получили премию Лоуренса Оливье.

Интровертная хореография Малифана построена на работе внутренних мышц и кажется вполне спонтанным и ненатужным перетеканием тела из одного состояния в другое. Она декларативно пренебрегает какой-либо внешней эффектностью и тем самым не то чтобы вторична, но кажется знакомой и необязательной. Впечатление знакомости усугубляется вполне стандартным эмбиентом, под который артисты движутся, и лишь слегка рассеивается живописной световой партитурой, поставленной бессменным в проектах Малифана художником по свету Майклом Халлсом.

Тихую заводь Push не тревожит даже идеальное исполнение Сильви, движения которой столь естественны и безусильны, что к ним привыкаешь уже на второй минуте и вспоминаешь о том, что твое тело движется совсем по-иному, лишь выйдя из зала.

Push в Москве, конечно, никакое не событие. Он ничему не учит и ничем не развлекает. Это тот танец, совершенство которого столь же несобытийно, как нетревожащий идеал картин Рафаэля или видео Виолы, что делает его предельно несовременным. Это иконопись, в котором движется и растет только дух. Идеал, который воздействует через генетическую память на человека, даже совершенно чуждого любому искусству. И боже упаси, если вы подумали, что артисты – лики в этой иконе, они всего лишь инструменты, идеальные медиумы.