...Существование Языка в Речи у Гадамера...

Гадамер, Ганс-Георг.  Актуальность прекрасного / Послесл. В. С. Малахова; Коммент. В. С. Малахова, В. В. Бибихина. — Москва: Искусство, 1991. — 366 с.

Философские основания XX века

• Исследует пороки философствования в XX веке.  И называет их наивностью полагания, наивностью рефлексии и наивностью понятия.
• Наивность понятия выводит из номинализма Нового времени, который требовал однозначности языка философии.  Непротиворечивый язык представляется способом истинного познания.  Это возникает из наследия метафизики.  Язык априори работает на понимание, а мнимые философские проблемы возникают не из-за порочности языка, а из-за ложной догматизации мышления в метафизике, из-за гипостазирования метафизикой используемых ей слов.  Возвращается к эволюции Витгенштейна, который пришли к языковым играм — это ему нужно для утверждения чисто функционального смысла слов.  "Язык есть язык только в том случае, если он представляет собой actus exercitus, то есть совпадает с самовыявлением сказанного, самоустраняясь при этом" (24).
• В этом заключается критика субъектного сознания, которая ведётся в нашем столетии.  Язык и понятие столь очевидно и столь тесно друг с другом связаны, что допущение, будто понятие можно "применять", или заявления типа "я называю данный предмет так-то и так-то" равносильны самой ткани философствования…  язык… никогда не язык говорящего, он всегда язык беседы, которую ведут с ним вещи" (25).
• Язык квалифицирует как "всеобъемлющая предвосхищающая истолкованность мира" (29).  При этом признает, что "всякий язык, воплощенный в речи, имеет место всегда лишь в качестве слова, кому-либо сказанного, в качестве единого целого речи, поддерживающей коммуникацию между людьми, крепящейся солидарность".  Модель божественного Слова, которое "охватывает всю совокупность спасительной вести, и вместе с тем — в ее актуальности для меня" (30).  В этой модели "единство предмета философии создает именно тем, что как единство слова есть единство того, что достойно речи, так единство философского понятия есть единство того, что достойно мысли.  Не отдельные дефиниции понятий обладают каждая своей самостоятельной философской легитимацией, а всегда лишь собранное единство мысли, и только оно, обосновывает единство поняти в его функции" (31).
• Проблема ставится, вопрос задается только в конкретных условиях, делающих возможной эту проблематику (вопрос о свободе в разные эпохи - это разный вопрос о разной свободе).  И если это так, "если смысл вопроса обретает конкретную опрелость в постановке вопроса и и тем самым в понятийной среде, делающей возможным данную постановку вопроса, то отношение понятия к языку не сводится только к критике языка, но включает также проблематику отыскания языка.  Вот что представляется мне поистине великой, захватывающей драмой философии: что философия — это постоянное усилие отыскания языка или, скажем с еще большим пафосом, постоянная мука нехватки языка" (34).
• Динамика между языком и понятием и составляет жизнь философии.

Язык и понимание

• Понимание есть пролома языка.  Автор заостряет: "не только процедура понимания людьми друг друга, но и процесс понимания вообще представляет собой событие языка — даже тогда, когда речь идет о внеязыковых феноменах или об умолкнувшем и застывшем в буквах голосе — событие языка, совершающееся в том внутреннем диалоге души с самой собой, в котором Платон видел сущность мышления" (44).
• И все фигуры онемения, лишения дара речи, понимания с полуслова доказывают речевую основу понимания (в т.ч. "провалы" языка).  "Там, где есть какие-либо помехи на пути к пониманию, оно уже дано как предпосылка" (45).
• Современная наука строится на идеале метода, как гаранте истины.  Но именно этот идеал повлек, что "феномен понимания был, так сказать, отчужден".  Понимание природы, это преодоление непонятности чуждого, в этой парадигме развивается наука.  Но автору больше нравится модель диалога, в котором утверждения сторон оба трансформируются.  Все что скрыто от нас привязанностью к собственному мнению, в диалоге раскрывается (и "пусть это не всегда так, но именно на этом допущении зиждется общественная жизнь").
• Констатирует политический аспект формирования языка. "Централизованное установление языковых правил в столь значительной степени зависит от процесса технического формирования общественного мнения, что это не может не повлечь за собой специфических аберраций в естественно присущем обществу конформизме.  Одна из серьезных проблем современности — приведение политики централизованного формирования мнений в согласие с императивами разума, а именно с его требованием строить общественную жизнь на основе свободного суждения и нестеснительной критической мысли" (51).
• Настаивает, что слово не есть называние, имя.  Посылка, что мы полностью свободны в именовании, ложна, "не выражает нашего фундаментального языкового мироотношения", "первого слова нет и быть не может… В основе смысла отдельного слова всегда лежит целая система слов…  Слово само себя вводит.  Лишь тогда оно становится словом, когда оно вошло в привычное коммуникативное употребление.  Происходит это не потому, что кто-то, предложив это слово, ввел его в употребление, а потому, что оно уже "введено"…  Способ бытия языка — речь, говорение, а говорящие — это се мы, хотя и не один их нас в отдельности" (57).
• Одновременно Гуссерль показал отличие значение слова от значения знака, нет идеального значения слова, утверждает непсихическую природу значения слова.  "Основу языка, похоже, [составляет] способность слов, вопреки определенности своих значений, быть неоднозначными, то есть способностью любого слова располагать гибким веером значений, и в этой именно гибкости проявляется своеобразная дерзость такого предприятия, как речь" (58).

Семантика и герменевтика

• Мотивированность смысла вопросом, на который дает ответ анализируемое высказывание.  Но есть тексты, которые не мотивированы случаем.  И это, в частности, литература.  Не случайно, что именно она является излюбленным предметом изучения традиционной герменевтики и критики - поскольку позволяют работу по поиску смысла на основе ничего другого, кроме слов.
• Но скрытый за словами смысл ярко проявляется в таком явлении, как ложь — во всем спектре от восточной учтивости до откровенного отказа в доверии.