Блок, Марк. Апология истории или ремесло историка / Пер. Е. М. Лысенко; Примеч. А. Я. Гуревича. - Москва: Наука, 1973. - 230 с.
«наш ум по природе своей гораздо больше стремится узнать, чем понять. Отсюда следует, что подлинными науками он признает лишь те, которым удается установить между явлениями логические связи. Все прочее, по выражению Мальбранша, - это только «всезнайство» («полиматия»)… А значит, история, независимо от ее практической полезности, вправе тогда требовать место среди наук, достойных умственного усилия, - лишь в той мере, в какой она сулит нам вместо простого перечисления, бессвязного и почти безграничного, явлений и событий, дать их некую разумную классификацию и сделать более понятными» (10).
Но задачу описать науку считает недостаточной - нужно заглянуть вперед, а это связано с тем, что аккуратно формулирует как «личный выбор» исследователя. Но не боится этого - «В области духовной жизни не менее, чем в любой другой, страх перед ответственностью ни к чему хорошему не приводит» (12).
Сложность еще и в том, что история наука молодая - «как все науки, чьим предметом является человеческий дух, это запоздалый гость в области рационального познания», стремление проникнуть под факты, отказаться от «эмпиризма в обличье здравого смысла».
Гл. 1. История, Люди и Время
Предметом истории является человек, точнее - люди - «Науке о разнообразном больше подходит не единственное число, благоприятное для абстракции, а множественное, являющееся грамматическим выражением относительности» (18). За любыми историями история «хочет увидеть людей».
Чуткость истории к языку и форме. «Там, где невозможно высчитать, очень важно внушить. Между выражением реальностей мира физического и выражением реальностей человеческого духа - контраст в целом такой же, как между работой фрезеровщика и работой мастера, изготовляющего лютни: оба работают с точностью до миллиметра, но фрезеровщик пользуется механическими измерительными инструментами, а музыкальный мастер руководствуется главным образом чувствительностью своего уха и пальцев» (19).
Но человек - во времени. История работает с категорией длительности. Континуальность времени и время есть постоянное изменение.
Идол «истока». При неопределенности понятия - временное ли начало или причины? Связь с христианской традицией начала - «история, сосредоточенная на происхождении, была и здесь поставлена на службу определению ценностей… [ценностей дня сегодняшнего] Так что во многих случаях демон историков был, возможно, лишь воплощением другого сатанинского врага подлинной истории - мании судить» (21). Заблуждение - «смешение преемственной связи с объяснением» (22). Связывает с призраком структурной лингвистики и этимологии.
Отделение современности от несвоевременности - тоже невроз. «Разумеется, в этом [отдалении предмета истории] - недоверие к нашей способности владеть своими нервами. А также забвение того, что как только в игру вмешиваются страсти, граница между современным и несовременным вовсе не определяется хронологией» (24). А те, кто наоборот изучает максимально близки период - предположение, что он резко отличается от прошлого.
Пишет о взаимной невозможности понимания прошлого и настоящего друг без друга.
«Есть только одна наука о людя во времени, в которой надо непрестанно связывать изучение мертвых с изучением живых» (29). История - наилучшее название, поскольку исторически означало «исследование», «изложение». Специализация в истории возможна, но дает только половину понимания - «единственная подлинная история, возможная лишь при взаимопомощи, - это всемирная история» (29).
Гл. 2. Историческое наблюдение
Противопоставление прямого и непрямого наблюдения не работает.
Точнее - исследование по следам. Утверждает, что другие науки используют аналогичный метод - вопрос степени, а не сущности. Но есть преимущество - «хотя мы обречены знакомиться с ним [прошлым] лишь по его следам, нам все же удается узнать о нем значительно больше, чем ему угодно было нам открыть. Если браться за дело с умом, это великая победа понимания над данностью» (37).
Но вопрос следам должен быть задан. «Мы далеко не так восприимчивы, как нам кажется. Нет ничего вредней для начинающего историка, чем советовать ему просто ждать в состоянии бездействия, пока сам источник не пошлет ему вдохновение. При таком методе многие вполне добросовестные изыскания потерпели неудачу или дали ничтожно мало. Нам, естественно, необходим этот набор вопросов, чрезвычайно гибкий, способный по пути обрастать множеством новых пунктов, открытый для всех неожиданностей - и все же такой, чтобы он сразу же мог служить магнитом для опилок документа. Исследователь знает, что намеченный при отправлении маршрут не будет выдержан с абсолютной точностью. Но без маршрута ему грозит вечно блуждать наугад» (38).
Гл. 3. Критика
Критическая позиция в отношении исследуемых явлений и источников только с точки зрения здравого смысла не подходит. Критикует этот здравый смысл (не концептуально, а лишь на уровне примеров, когда он отрицал исследования науки).
Сомнение должно быть «испытующим» (реф. Вольней) - «объективные правила, позволяющие отделять ложь и правду» (47). Возникает во второй половине XVII в. «Само слово «критика», прежде означавшее лишь суждение вкуса, приобретает новый смысл проверки правдивости» (48). Из негативного стало позитивным - и это буквально одно поколение. Проводит аналогию с новой «наукой» Декарта (48).
Ложь документов создает множество проблем. В большинстве случаев, ложная подпись свидетельствует и о ложности содержания. Предупреждает, что сомнение часто отступает перед официальными документами, документами власти - безосновательно. Но сама ложь - тоже свидетельство. При этом «историкам, естественно чрезмерно интеллектуализировать человека, полезно помнить, что далеко не все резоны резонны» (53).
В отношении заблуждения - упоминает новинку - психологию свидетельства (56). При этом степень заблуждения выше в отношении близстоящих событий. Гарантией выявления лжи все же видит в столкновении с «великими каузальными цепями эволюции» (58). Степень наблюдательности - тоже историческая категория (59). И в этом отношении заблуждения тоже - свидетельства.
Пытается выстроить логику такой критики. Первым называет закон исключенного третьего - событие либо было, либо не было (62). Это и определяет достоверность свидетельств. Но не хорошо, если источники слишком совпадают во всем - это не в их пользу и скорее побуждает отвергнуть. «Дело в том, что возможность случайного совпадения имеет свои пределы и ткань социального единообразия не так уж ровна и гладка» (64).
Анализ ошибки «не подчиняется механическим правилам» (64). «Почти все рациональные принципы, почти все опытные данные в этой области, если доводить их до крайности, приводят к своей противоположности. Как у всякой уважающей себя логики, у исторической критики есть свои антиномии, по крайней мере внешние» (66). Оставляет место индивидуальному - хотя у этого есть свои границы (67). Критика должна быть индивидуально подогнана.
В отношении сходных ошибок в разных источниках - допускает возможность их возникновения общими условиями создания - «общими навыками мышления» (70) авторов. Так, что переписчики даже меняли источник.
Называет это все игрой вероятности - не переводимой, при этом, на язык математики.
Гл. 5. Исторический анализ
В споре между описать и понять - однозначно определяет задачу истории понять (79). Отличие при этом от пассивного сознания. Историк упорядочивает материал - при этом не боится признать, что прибегает при этом к абстракции - «ни одна наука не может обойтись без абстракции. Также как и без воображения» (81). «Но работа по восстановлению целого может проводиться лишь после анализа. Точнее, она - продолжение анализа, его смысл и оправдание» (85).
Все, что попадает в круг внимания историка становится свидетельством (ложь, заблуждения, язык, стиль…). И в отношении любого из них применяется критический метод - без предзаданных моделей.
Наше мышление причинно-следственными связями - это почти рефлекс. Но события происходят на пересечении множества «силовых линий» - причин. «Выбор, производимый нами среди них, может быть основан на признаках, практически вполне достойных внимания. И все равно это только выбор» (103). отличие условий (фоновых причин) от причин (немедленных) - произвольно.
«Исторические факты - это факты психологические, по преимуществу» (104). Тем более необъяснимо, что история исходит из ясного, чистого сознания.
Комментариев нет:
Отправить комментарий