Интервью по поводу интервью о "Латинской империи" (АР: опять чужой концепт подхватил и приложил к своему)
Кажется продуктивным относительно европейской идентичности: "В Европе идентичность любой культуры всегда находится по ее краям. Такие немцы, как Винкельман или Гёльдерлин, могли быть большими греками, чем сами греки. И флорентиец, вроде Данте, мог бы ощущать себя таким же немцем, как и император-шваб Фридрих II. Именно это и делает Европу Европой: особенная жизнь, которая, как тогда, так и теперь, преодолевает национальные и культурные границы."
О Европейской конституции (ее нелегитимности): "Поэтому, с правовой точки зрения, мы имеем не Конституцию, а прямо противоположное — договор между правительствами: международное право, а не конституционное право." "Нет, она легальная, но нелегитимная. Легальность — это возможность осуществлять власть по некоторым правилам, тогда как легитимность — основание принятия самих этих правил."
И о кризисе дельно: "— Можно ли сказать, что кризис, затронувший все стороны нашей жизни, и становится теперь выражением нашей повседневности? — Понятие «кризис» стало девизом политики эпохи современности, и долгое время кризис считался частью нормального положения дел в любом сегменте социальной жизни. Само это слово имеет два смысловых источника: медицинский, что обозначает ход болезни, и богословский, с указанием на Страшный Суд. Оба названных значения греч. слова «кризис» в наши дни подверглись трансформации: исчезла отсылка к факту времени. В античной медицине «кризисом» называли момент суда, когда врач вдруг говорил, выживет больной или умрет. Нынешнее понимание кризиса, напротив, имеет в виду длящееся состояние. Такая неопределенность оказывается спроецирована в неразличимое будущее. Мы совпадаем здесь с богословским смыслом: Страшный Суд неотделим от конца времен. Но в наши дни Суд отделен от Развязки (Resolution), поэтому его можно бесконечно откладывать. Поэтому и перспектива решения все больше сужается, решение все время собираются принять, но не принимают. — Означает ли это, что долговой кризис, кризис государственных финансов, валюты или самого Евросоюза никогда не кончится? — В наши дни кризис стал инструментом управления. Он служит легитимации политических и экономических решений, которые делают граждан неимущими, лишая их всякой возможности принимать решения. В Италии это очевидно. Правительство было сформировано под знаком кризиса, и Берлускони вернулся к власти, хотя это было против воли избирателей. Такое правительство столь же нелегитимно, как и так называемая Европейская Конституция. Граждане Европы должны усвоить, что этот бесконечный кризис — точно так же, как и чрезвычайное положение — несовместим с демократией."
Кажется продуктивным относительно европейской идентичности: "В Европе идентичность любой культуры всегда находится по ее краям. Такие немцы, как Винкельман или Гёльдерлин, могли быть большими греками, чем сами греки. И флорентиец, вроде Данте, мог бы ощущать себя таким же немцем, как и император-шваб Фридрих II. Именно это и делает Европу Европой: особенная жизнь, которая, как тогда, так и теперь, преодолевает национальные и культурные границы."
О Европейской конституции (ее нелегитимности): "Поэтому, с правовой точки зрения, мы имеем не Конституцию, а прямо противоположное — договор между правительствами: международное право, а не конституционное право." "Нет, она легальная, но нелегитимная. Легальность — это возможность осуществлять власть по некоторым правилам, тогда как легитимность — основание принятия самих этих правил."
И о кризисе дельно: "— Можно ли сказать, что кризис, затронувший все стороны нашей жизни, и становится теперь выражением нашей повседневности? — Понятие «кризис» стало девизом политики эпохи современности, и долгое время кризис считался частью нормального положения дел в любом сегменте социальной жизни. Само это слово имеет два смысловых источника: медицинский, что обозначает ход болезни, и богословский, с указанием на Страшный Суд. Оба названных значения греч. слова «кризис» в наши дни подверглись трансформации: исчезла отсылка к факту времени. В античной медицине «кризисом» называли момент суда, когда врач вдруг говорил, выживет больной или умрет. Нынешнее понимание кризиса, напротив, имеет в виду длящееся состояние. Такая неопределенность оказывается спроецирована в неразличимое будущее. Мы совпадаем здесь с богословским смыслом: Страшный Суд неотделим от конца времен. Но в наши дни Суд отделен от Развязки (Resolution), поэтому его можно бесконечно откладывать. Поэтому и перспектива решения все больше сужается, решение все время собираются принять, но не принимают. — Означает ли это, что долговой кризис, кризис государственных финансов, валюты или самого Евросоюза никогда не кончится? — В наши дни кризис стал инструментом управления. Он служит легитимации политических и экономических решений, которые делают граждан неимущими, лишая их всякой возможности принимать решения. В Италии это очевидно. Правительство было сформировано под знаком кризиса, и Берлускони вернулся к власти, хотя это было против воли избирателей. Такое правительство столь же нелегитимно, как и так называемая Европейская Конституция. Граждане Европы должны усвоить, что этот бесконечный кризис — точно так же, как и чрезвычайное положение — несовместим с демократией."
Комментариев нет:
Отправить комментарий