В отношении этих вопросов о критике и субъекте Батлер в эссе о Фуко обсуждает их в свете связи Фуко с работой теоретиков Франкфуртской Школы. Батлер утверждает, что «парадоксальным образом, само-создание и де-субъктивирование происходят одновременно, когда ставится под вопрос образ жизни без опоры на то, что он называет режимом истины». Однако, возражая критикам, Баттлер утверждает, что эта недостаточность в смысле отсутствия опоры придает понятию критики у Фуко значение нормативности, которое, однако, не подходит под и не может быть понято в рамках современного языка нормативности. Более того, эта нормативность больше чем просто решение или предпочтение. Концепция критики у Фуко может рассматриваться как философский вклад, который стремится способствовать пониманию критики как способа жизни, как практикуемой критики в смысле вопрошания в отношении того, что считается установленным. Это не делается в духе необязательного аморального нарушения норм, а, как говорит Батлер, «потому что сталкиваешься с кризисом эпистемологического поля, в котором живешь». Поэтому риск критики, как расшатывающей урегулированные параметры, связан с риском в отношении собственной стабильности и сложностью, которая ассоциируется с выработкой добродетельного характера. Это станет ключом к пониманию более поздних идей Фуко об этике, в которых опыт, а также его формирование становятся главной заботой. Само-изменение – поскольку этика, как будет показано, только это и есть, – однако, не основывается, ни обосновывается набором объективных или однозначно выраженных законов. Таким образом, тот вид критики, которую может предпринять Фуко, не будет следовать модели предписаний или юридической модели. Батлер утверждает, что такие модели не достаточны для Фуко, и это делает отсутствие четкой нормативности в его понятии критики проблематичным. Сложность возникает, потому что принимая модель предписаний, ищут уверенность и стабильность. Это делает невозможным критическую задачу ставить под сомнение правила и суждения, свои собственные и действующие в обществе. В «Что такое критика?» Фуко отмечает, что в критике ставкой является свобода. Батлер подхватывает это и продолжает, чтобы сказать, что «свобода возникает на границе того, что можно знать, в тот самый момент, когда происходит выход субъекта из подчинения политике истины». Кроме трансгрессивных или эстетических черт, обычно ассоциирующихся с этим образом критики, нужно признать риски, неразрывно связанные с такой практикой и сложность такой работы. Именно поэтому Фуко связывает критику с добродетелью, что Батлер напоминает тот риск, на который нужно пойти в мышлении и языке, доводя до предела настоящий порядок вещей и бытия. Наконец, если следовать Батлер в интерпретации власти как того, что «устанавливает пределы для того, чем субъект может «быть», за рамками чего он больше не «есть», или оказывается в области безосновательной онтологии», тогда положение вопроса о субъекте в сердце дискуссии о власти/знании (и этике также) соврешенно обосновано. Поместив идеи Фуко о власти и знании в связке власть/знание, которую он предложил, можно понять беспокойство Фуко о возможном контроле власти над идентичностью субъекта и областью праксиса. В этом контексте можно понять последующую концептуализацию Фуко этики себя и свободы, в том числе его обсуждение эстетики существования, и генеалогии этики, которая обращается к отношениям между субъектом и способами субъективирования.
Комментариев нет:
Отправить комментарий