На Банных чтениях 2013 года.
Количество мест "превосходит глубину человеческой памяти. Именно Освенцим остался, потому что нарушил модель европейского мышления, "утверждение абсолютной негативности", невозможность соединить с опытом (Адорно). Аналогично вытеснению травмы у Лакана, где травма - проявление реальности.
У обоих это частный опыт без возможности соединить с общим - находится в центре гегелевского субъекта - у Левинаса Холокост является результатом гегелевского субъекта, его логики. А исследователи не сморят индивидуальную смерть, их интересует только общая. Жижек ассимилирует Холокост с позитивностью кризиса субъекта Гегеля, Освенцим как модель реалистичности нашего сознания, т.е. более реалистичный модус существования - разрыв общего и индивидуального более реальный, чем их слияние.
Но дальше сама нерепрезентативность начинает репрезентироваться. И это связано с особенностями самого Освенцима: точное место / уникальная структура, которая включает лагерь труда (т.е. свидетели) / иконографическая схема / груды останков (сопоставление с рациональностью структуры).
Нет мест смерти, а есть места, где смерть стерта. Память стерта. Это другой тип субъективности, меморизации. Основа онтологии противоположности Левинаса. Но это же = память беспамятства как основа этики, меморизация не события, а субъекта, травма как способ субъективации. А с этим связано отрицание Холокоста и эстетизация, музеификация травмы.
Количество мест "превосходит глубину человеческой памяти. Именно Освенцим остался, потому что нарушил модель европейского мышления, "утверждение абсолютной негативности", невозможность соединить с опытом (Адорно). Аналогично вытеснению травмы у Лакана, где травма - проявление реальности.
У обоих это частный опыт без возможности соединить с общим - находится в центре гегелевского субъекта - у Левинаса Холокост является результатом гегелевского субъекта, его логики. А исследователи не сморят индивидуальную смерть, их интересует только общая. Жижек ассимилирует Холокост с позитивностью кризиса субъекта Гегеля, Освенцим как модель реалистичности нашего сознания, т.е. более реалистичный модус существования - разрыв общего и индивидуального более реальный, чем их слияние.
Но дальше сама нерепрезентативность начинает репрезентироваться. И это связано с особенностями самого Освенцима: точное место / уникальная структура, которая включает лагерь труда (т.е. свидетели) / иконографическая схема / груды останков (сопоставление с рациональностью структуры).
Нет мест смерти, а есть места, где смерть стерта. Память стерта. Это другой тип субъективности, меморизации. Основа онтологии противоположности Левинаса. Но это же = память беспамятства как основа этики, меморизация не события, а субъекта, травма как способ субъективации. А с этим связано отрицание Холокоста и эстетизация, музеификация травмы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий