Левинсон, Андрей Яковлевич. Старый и новый балетъ. — Петроград: Свободное искусство. - 129 с.
Глава третья. Предмет сопра
- Про Фокина и его работу с движением. "В погоне за последовательным реализмом в балете, попытался, во-первых, подвести под строение балета фундамент конкретной мотивировки каждого движения, и во-вторых, заменить фантастический вымысел подлинными переживаниями, источник которых он нашел преимущественно в эротике. Третий момент, особенно подчеркиваемый пропагандистами "нового балета" — это "хоровое начало"" (68).
- Суммирует Фокина: единство действия (преодоление разрыва между индивидуальным танцем и кардебалетным фоном), соединение танца и пантомимы ради реализма, "подчинение драматического движения статическому принципу чистой живописности" (73), усложнение ритма и музыкальной формы.
- Связь классического танца с античной танцевальной традицией. Ссылка на Мориса Эммануэля, диссертация об античном греческом танце, "орхестика" (94). "Танец греков не представлял собой, как склонны полагать, видоизменения обыденного движения; он требовал сознательного и сложного усилия; как и всякому художеству, ему присущ основной признак искусственности" (96).
- Отличие в руках. В античном танце руки сообщают пантомимную часть, действуют одновременно с абстрактным танцем ног. Пантомима и танец происходили одновременно.
- Парный танец был, но без поддержки, и в форме диалога, т.е. не было синхронных движений и прикосновений.
- Увлечение кн. Волконского Далькрозом. Финальная версия заключается в принципе "одна нота — одно движение", и модель тела танцовщика — пальцы пианиста.
- Достоинство Далькроза — автоматизм движения, результатом которого становится экономия энергии (а дальше освобождение мысли и изобретение), по аналогии с интерпретацией Маха и Авенариуса категорий Канта (103). Это в бытовом языке называется "беглостью".
Левинсон, Андрей Яковлевич (1887-1933). Мастера балета: Очерки истории и теории танца. — Санкт-Петербург: Н.В. Соловьев, 1914. — 132 с.
Жан-Жорж Новерр и Эстетика Балета
- Первый текст про балет возник в 1682 году "О старых и новых балетах согласно законам театра" отца иезуита Ментрие. Но одновременно в библиотеке Парижской оперы есть анонимный текст "Regles pour faire Des ballets". И в последнем описаны принципы построения танцевального действия. При этом для автора постановочная сторона не важна: "декорации по правде не необходимы: перемены их способствуют роскоши представления — а никак не сущности балета" (18).
- И одновременно развиваются способы нотации — танцмейстеры Фейе и Дэзэ. Но возникают и другие одновременно (19). И тема возможности восстановления ("возрождения") тематизируется. В т.ч. Фейе переиздавали 4 раза.
- Но возникновение требования к драматической составляющей и на самом деле и к этической стороне балета возникает с энциклопедистами. При этом, атака шла против чистой танцевальности (дивертисментности), требовалось введение пантомимы для прозрачности действия. Первая попытка в Лондоне, балет "Пигмалион" м-ль Салле (к тому же одела легкий наряд и сделал естественную прическу) — но это оказалось случайным явлением. "Лишь преобладание пантомимы, рациональная мотивировка всех движений танца и художественное воспроизведение действительности… могли спасти балет в глазах интеллектуальной элиты эпохи Людовика XV" (21). И идеологическое оружие предоставил Дидро в "Entretiens Sur le Fils Naturel" 1757 года.
- Дидро исходит из аналогии между танцами пантомимой как между поэзией и прозой. Изобразительность — то, что определяет и танец, и пантомиму. Различие же в форме, грации. И ждет "гениального человека", который разъяснить значение танцев (менуэтов, ригодона и пр.).
- Балет-пантомима становится парадигмой. И сформирована окончательно она у Новерра.
- Новерр признает за балетом место среди изобразительных искусств (arts imitatifs) пока балет изображает аффекты и страсти. Важность пантомимного жеста, отказ от слишком жестких движений ног в пользу достоверности жеста. При этом отказ от жесткой хореографии: балетмейстер должен "лишь указывать на дух и стиль произведения, не препятствуя свободному развитию индивидуальности" (26). С точки зрения инсайта в балетную технику исключительный текст.
- Отрицает сложную музыку в балете: важна певучая мелодия (буквально — chantant), а не сложные гармонические сочетания (39).
- Структуру балета определяет через античный балет, точнее римский мимический театр, литературная традиция которого стала канонической для всех теоретиков балета 17-18 веков. Новерр критикует — и делает это через фигуру сна, в котором к нему явились мимисты древнего Рима (40).
- В конце жизни вводит различие между танцем и пантомимой (второе становится своего рода жанром танца, самым важным, однако). И новое понимание близко к тому, что писал Менетрие (выше) (41).
- Впрочем, и приоритет пантомимы тоже не однозначен в текстах Новерра. Приводит письмо, в котором тот жалуется на коллегу за то, что техника танца подменяется пантомимой (42). "Вряд ли правы сторонники современных тенденций в балете, стремящиеся к полной драматизации его, аппелируя к авторитету Новерра" (42).
- Критика Новерра со стороны Анджиоли (вообще, оживление дискуссии считает важнейшим наследием Новерра). В частности в отношении нотации. Новерр отрицает значение нотации, ее нужно заменять описанием. Контраргумент тематизирует утрату танца, которая происходит — в частности, античного танца.
- Новерр не отвечал на критику по существу. А его сторонники напустились на Анджиоли. Некоторые мысли возникали интересные. В частности, о том, что для выражения отчаяния танцовщику лучше всего просто замереть. И это указание на качественное отличие пантомимы от танца, делающих их иногда несовместимыми (сам Новерр сформулировал это позже).
Стендаль и Вигано
- Вигано становится началом романтизма в балете — через описания Стендаля. При этом качество этого искусства определяется через противопоставление безжизненному и напыщенному сценическому искусству Франции. И это касалось и (если не прежде всего) музыки.
- Восторг Стендаля любопытен, поскольку Стендаль является "творцом современной впечатлительности" (62). В т.ч. его роль в возникновении мифа Наполеона.
- Значение Вигано в том, что он тоже ввел роль пантомимы. И это произошло в результате поиска эквивалента поэтической речи. И пластика не просто становится формой организация дискурса — в отношении массового персонажа она гораздо более эффективна, чем речь; слово толпы хаотично, пластика выразительна (64). Музыкальность постановок Вигано тоже важна.
- Отличие от французской традиции — сквозной танец: пантомиму у него не ходят (caminare), а танцуют (ballare) (65). К тому же вставные соло и па-де-де требуют французских танцовщиков и удорожают постановку.
- Дискуссия о достоверности жеста или шага, ритмизованных по музыку. Аргумент Вигано в том, что слово тоже не работает в музыке без ритмической организации (песня). "Танцевальный шаг облагораживает эти положения [драматические положения], как стихотворная речь — трагедию" (65).
Карло Базис, Балетмейстер и теоретик танца
- Пропагандирует продолжение литературной драматургии в танце (88). В качестве образца — ясность французской трагедии (не Шекспир, не испанские и романтические драмы). При этом предлагает избегать ужаса (типа "Фауста" или "Манфреда" Байрона) — умеренное использование "cup de theatre" могут лишь способствовать успеху (89). В т.ч. советует уменьшать количество действующих лиц.
- Не нравится, когда требуют, чтобы пантомима выражалась ритмически. "Человек, выражающий трагические чувства танцуя, смешен" (89).
- Утверждает все же — учитывая естественное развитие — приоритет классического танца над романтическим (который подваливал).
Теофил Готье и балет
- Продуктивность фантастических персонажей и сюжетов возникает из искусственности самого действия, хореографического жеста. Он слишком далеко от естественного. И причина удовольствия от этой неправдоподобности — в труде, в выделке. И тогда "мы с достаточной легкостью согласимся верить в, что сильфида выражает свое страдание пируэтом, объясняется в любви посредством Rond de jambe'а" (97).
- Т.о. "Правильный путь хореографического театра в выявлении его иррациональной сущности", освобожденной от фикции житейского и материального правдоподобия" (97).
- Танец получает у Готье формальное определение: "искусство показывать изящные и правильные формы в различных положениях, благоприятных для развития линий" (98). И это определение на стыке двух пониманий балета: 1) символического истолкования, рассмотрения его форм как тайнописи духа и 2) пластического любования его самодовлеющей формы. Между Тальони и Эльсслер.
- Любуется акробатами как выразительными средствами, возможными в танце. Причину пренебрежения называет привязанность с Новерра и Базиса к выворотности и условному равновесию. "Мы не можем уразуметь, какую грацию могут иметь ноги параллельные горизонту" (100).
- Предпочтение Эльсслер как живой и пластичной, а не абстрактной и формальной Тальони. Усталость Тальони. Эльсслер "лишь может разнообразить свое совершенство, но не превзойти его; потому что за тем, что очень хорошо следует то, что слишком хорошо, а последнее ближе к плохому, чем принято думать; она — танцовщица мужчин подобно тому, как г-жа Тальони танцовщица женщин…" (108).
- Готье как либреттист. В отношении Жизели отмечает ироничную сентиментальность (123), которая оттенена одушевлением классического танца.
Комментариев нет:
Отправить комментарий