...Лотман о Режимах Знания, Взрыв и Постепенное Развитие...

Лотман, Юрий Михайлович (1922-1993). Семиосфера: Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Ст. Исслед. Заметки. — СПб.: Искусство-СПБ, 2004. — 703 с.

Культура и Взрыв, с. 12-150

• Для описания внеязыковой реальности необходимо два языка — бесконечное множество, в пределе.  Идеальный язык, язык теории коммуникации с одинаковым кодом и одинаковым объемом памяти двух субъектов — это язык команд, ценность информации в ней нулевая.  В реальности есть два языка с зоной пересечения (полное пересечение делает общение бессодержательным).  Но эта структура предполагает противоположные тенденции: 1 — стремление к облегчению понимания = расширению зоны пересечения языков и 2 — стремление к увеличению ценности сообщения = усиление различия между языками.  
• Но — зона пересечения все также тавтологична.  Ценность диалога — в не-пересекающихся зонах.  "Мы заинтересованы в общении именно с той сферой, которая затрудняет общение, а в пределе — делает его невозможным…  Можно сказать, что перевод непереводимого оказывается носителем информации высокой ценности" (16).
• Движение вперед осуществляется либо через непрерывное движение или взрыв.  При этом непрерывность — это осмысленная предсказуемость, "наши органы чувств реагируют на небольшие порции раздражений, которые на уровне сознания воспринимаются как непрерывное движение" (17).  Предсказуемость считается менее существенной формой.  При этом взрыв — не обязательно путь к новому.
• Ассоциация взрыва с разрушением — тоже историческая.  В ренессансе это могло бы быть рождением нового человека.
• На основе разделения гениев и талантов у Белинского выявляет сосуществования взрывных и постепенных процессов.  Гений работает на будущее и не понят современником.  Для того чтобы быть освоенным современниками, процесс должен иметь постепенный характер, но современник и тянется в будущее, к взрыву.
• Опасность принять метафору за модель — 26.
• "Пересечения смысловых пространств, которые порождают новый смысл, связаны с индивидуальным сознанием.  При распространении на все пространство данного языка эти пересечения образуют так называемые языковые метафоры.  Последние являются фактами общего языка коллектива.  На другом поле находятся художественные метафоры…" (26).
• Вывод (пока): 1 — абстрагирование одного языка как основы семиозиса — это "дурная абстракция, ибо она незаметным образом искажает всю сущность механизма.  Конечно, мы можем рассматривать случаи, приближающиеся к относительной идентичности передающего и принимающего механизмов и, следовательно, к общению с помощью одного единственного канала.  Однако, это не генеральная модель, а частное пространство, выделяемое из "нормальной" полилингвиальной модели"; 2 — в силу динамической природы языка "представление о том, что мы можем дать статическое описание, а затем придать ему движение, — такая же дурная абстракция" (30), динамика является единственной реальностью.
• Наибольшее различие между человеком и животным — в детстве.  В отличие от распространенного мнения о подобии ребенка зверушке.  Наиболее яркое — использование имен собственных и потому выделение индивидуального (чего нет у животных, кошка не выделяет каждого котенка, только уменьшение количества вызывает беспокойство).  Человеческий детеныш — гораздо менее приятное существо, чем звереныш, он лжет, капризничает, сознательно нарушает запреты.  Это происходит из-за того, что он сознательно решает совершать или не совершать поступки и исследует границы дозволенного, "возможность делать зло — первый шаг в способности сознательно его не делать" (36).  И это необходимый этап к человеческому сознательному поведению (кажется, речь не идет об этическом поведении).  Такого нет у зверенышей.
• Способность к именам собственным "создает то напряжение между индивидуальным и общим, которое лежит в основе человеческого сознания" (36).  Злоупотребление именами собственными у ребенка — "только новое, только что созданное уникальное слово абсолютно неотделимо от обозначаемого" (36).
• Присвоение имен и отказ от чужих — задает границу сознания и становится основой социальной жизни.
• Говоря о сочетание в тексте внутреннего развития и столкновения с другими структурами и текстами (анализ удвоения в повествовании, за счет введения других текстов или фигур двойников), отмечает случайность таких вторжений и непредсказуемость дальнейшего разворачивания после такого столкновения.  "Если бы система развивалась без непредсказуемых внешних вторжений (то есть представляла бы собой уникальную, замкнутую на себя структуру), то она развивалась бы по циклическим законам.  В этом случае она в идеале представляла бы повторяемость.  Взятая изолированно, система даже при включении в нее взрывных моментов в определенное время исчерпала бы их.  Постоянное принципиальное введение в системе элементов извне придает ее движению характер линейности и непредсказуемости одновременно" (72).
• К словам самодурство и юродство.  Непереводимые на другие языки.  При этом среди русских юродивых было много иностранцев, в т.ч. немцев.  Это создает противоречие: вмешательство чужака, иностранца создает типично русское и непереводимое на языки других культур явление.
• Исследует сочетание семиотики и физиологии в гендерном разделении.  И говорит, что эти аспекты в истории приводили к разделению женских ролей — жены и любовницы.  А в пределе разделение этих социальных функций приводило к разделению нормальной и гомосексуальной любви.  При этом гомосексуализм — напр., в кавалерийских полках был знаком полковой принадлежности и социальным ритуалом.  "В николаевскую эпоху гомосексуализм был ритуальным пороком кавалергардов, также как безудержное пьянство — у гусаров" (100).
• К разговору об окончательных редакциях текстов критикует тех, кто рассматривает текст как стабильное, законченное образование и отмечает, что "Современная точка зрения опирается на представление о тексте как пересечении точек зрения создателя текста и аудитории.  Третьим компонентом является наличие определенных структурных признаков, воспринимаемых как сигналы текста" (103).
• В истории сознания поворотной точкой стало возникновение временного зазора между импульсом и реакцией.  Когда была разрушена системе спонтанной реакции.  "Такое состояние, прежде всего, требует развития и усовершенствования памяти.  Другим важным результатом является превращение реакции из непосредственного действия в знак.  Реакция на информацию становится самостоятельной, способной накапливаться структурой со все усложняющимся и саморазвивающимся механизмом" (123).  И это становится управляемым.
• Что-то говорит об артиклях — может быть проблема русского в отсутствии артиклей, а потому невозможности безличного говорения, говорение всегда персональное, личное, о себе, от себя…  Или наоборот, безличное, пустое, бесхозное, отчужденное.
• Различие бинарных и тернарных систем, первые из которых двигаются взрывами, а потому разрушением, а вторые всегда сохраняют преемственность (147).

Механизмы Диалога, с. 268-276

• Исследует ситуацию диалога — важность ассиметрии семиотических систем, но при этом и наличие инвариантов, т.е. каких-то подобий между ними —которая невозможна без "любви", т.е. заинтересованности двух.  Моделью берет диалог матери и ребенка.  В итоге "потребность диалога, диалогическая ситуация, предшествует реальному диалогу и даже существованию языка для него" (268).