Article

О СМЕЛОСТИ
В рамках проекта "Танц-премьеры" 20 марта Агентство танца ЦЕХ и Актовый зал представили три дуэта, не только разного достоинства, но и далеко не равной степени новизны.
Три короткометражки, представленные на главной московской площадке contemporary dance, не объединены ничем... ну если, конечно, не считать дуэтный состав номеров. То есть говорить о каком-либо кураторском замысле или концепции представленного вечера категорически не приходится. Предположение, что организаторы отобрали лучшее из созданного, разбилось о диаметрально разновеликие достоинства показанных номеров. Впрочем, поклонники русского современного танца, посещающие Актовый зал практически неизменным составом, уже попривыкли к скудости демонстрируемого ему танцевального материала и довольствуются тем, что есть.
"М23" компании По.В.С.Танцы в Москве уже показывали на осеннем фестивале ЦЕХ 2009. Помнится, тогда авторы предлагали некую интерпретацию происходящего на сцене под красивым и интригующим буквенно-цифровым обозначением. Нынешняя версия спектакля не предлагает зрителям никакие словесные подпорки, и дуэт Александры Конниковой и Альберта Альберта окончательно сползает в жанровую репризу про Нее, вечно мечущуюся и страдающую, завязывающуюся узлом и вылезающую из собственного тела, и про Него, тирана, который смотрит на происходящее через край кружки и отвечает чуть ли ни мужицкой присядкой и топотушками и патологически скрученными кистями и свернутой челюстью. Нарочито лишенные визуальной привлекательности образы и капающий сундтрек (Ричардас Норвила) спектакля еще больше настраивает на праздное и ленивое любопытство подсматривающего в окно спальни. "М23" явно относится к той категории постановок, которые намного важнее для авторов и исполнителей и вряд ли становятся фатами биографии зрителя.
Работа Дарьи Бузовкиной и Веры Приклонской под мелодраматическим названием "Приходи на меня посмотреть" была единственной полноценной премьерой вечера. Однако понять, что происходит в головах милых девушек и зачем они показали публике свое бессистемное метание по сцене под повторяющуюся раз за разом песню Brainstorm, прерванное при этом десятиминутной интерлюдией все с той же песней и двумя-тремя сменами освещения пустой сцены, не получалось, да и не слишком хотелось. С собственной несообразительностью примирило лишь то, что дополнив радость от пребывания на сцене радостью от общения с публикой, девушки признались, что и сами еще "не подумали"…
Следует все же отдать девушкам должное и признать, что их full frontal постер привлек внимание к "Танц-премьерам" в целом и позволил увидеть номер, который стал оправданием вечера и – смеем надеяться – целью организаторов, "Удар кинжалом" Анны Абалихиной и Ивана Евстегнеева.
Г-жа Абалихина почти что гранд-дама русского contemporary и один из бесспорнейших авторитетов. Смотреть ее работы неизменно любопытно, тем более что они всегда предлагают богатый, почти барочный, визуальный ряд и эстетское музыкальное сопровождение. Ее последние работы были излишне отягощены технологическими элементами, что несколько стирало танцевальную основу (впрочем – вопрос вкуса…) и придавало излишнюю декоративность – этакий вэб-дизайн.
"Удар кинжалом", представленный в прошлом году на костромском фестивале "Диверсия" ("Новая газета" об этом в свое время писала), – танец в его самом непосредственном понимании, в котором трансформация тел и душ представлена исключительно средствами движения и пластики. При этом трансформация происходит почти буквальная, когда из двух бесформенно развалившихся на стульях тел в одинаковом белье в результате контакта вдруг образуется Она с заломленными руками и жеманно сложенными коленями и Он с мужественными плечами и уютной силой. Разорванный контакт тут же откидывает их на стулья в прежние развалившиеся позы, но малейшее соприкосновение формирует пару, в которой двое соединяются как элементы пазла, как статуэтка и подставка, как два угла, как Рабочий и Колхозница, как элементы одного механизма, как кинжал и сердце. Вместе они проживают жизнь или несколько жизней, убивают и спасают друг друга, лавируя между патетикой и пародией, декадансной негой и дворовым насилием, слезливой жалостью и бытовым радушием.
Действие иногда сумбурное, все же имеет грамотный ритм, заданный повторяющейся танцевальной фразой из биомеханического экзерсиса Вс. Мейерхольда на музыку Шопена, давшего и название спектаклю. К той же эпохе относятся физкультурные образы спектакля, скульптурные позы и примитивный локальный свет. Нужно сказать, что авторы совершают заимствование грамотно и обращаются с ним довольно смело, смещая темпы и разбивая на куски, что с одной стороны добавляет авторам авторитета великих предков, но одновременно представляет их как самостоятельные единицы, которые, даст Бог, оставят след не меньший…

Article

О ТРУСАХ

Неделя, нужно сказать, выдалась довольно бурная, и несмотря на валящиеся один за другим дедлайны и вечно дрожащий блекберри, мы успели посетить с подругой аж два спектакля. Поход на премьеру "Летучей мыши" в Большой театр планировался давно, поскольку нужно было непременно выгулять новые туфли, и вообще премьеры Большого мы стараемся не пропускать. Но в последний момент вездесущие постеры Золотой маски соблазнили еще и театром имени Йозефа Бойса, спектакль которого "Третья смена" номинирован в этом году в какой-то альтернативной категории.
"Третью смену" представили в Актовом зале. Вообще, экспериментальные площадки – страсть моей подруги, которая искренне убеждена, что удовольствие от театра можно получить и без бокала шампанского в антракте. Но все же я чувствовал себя немного дискомфортно в костюме среди собравшихся в этой промзне милых фриков (галстук стянуть я все же успел…). Только щебет мой подруги, разгоряченной бокальчиком вина с открытия московской Фотобиеннале, про какой-то новый кулон на шее Ольги Свибловой и "будоражащий" портрет Жанны Моро, делал лестницу Актового зала чуть более уютной.
Экспериментального в "Третьей смене" о ночных бдениях в детском лагере, было не так уж и много (не считать же экспериментом несколько кульбитов перекаченных "подростков"). Спектакль построен на слегка утрированном изображении подростковых страстей и стремится развлечь публику в меру фантазии явно взрослых постановщиков, пытающихся вернуться в возраст своих пубертатных переживаний, рассыпая бесконечные "Ну, ты че, блин…", стягивание трусов, снования полуголой вожатой-вампирессы, хореографические драки и шухерящую нянечку. Приколы, впрочем, остаются лишь приколами, без ритма и логики. И спал бы я чутким сном офисного работника, не дождавшись расстрела в конце, если бы ни арманиевская сероватая палитра спектакля с вкраплениями красного рта той самой вожатой-вампирессы и рыжей гривы Маринки, и неудобные скамейки Актового зала.
"Летучая мышь" обещала отдых более традиционный и нетревожный, тем более что моя подруга со свойственной ей прозорливостью купила билет (по не самой, кстати, для Большого высокой цене) на пятничный вечер, попав прямо в премьерный состав. Настроение слегка подпортила грустная московская весна, разразившаяся после обеда метелью и к вечеру – дождем. Поскольку парковаться в районе Большого театра – дело близкое к безнадежному, то было принято мужественное решение идти от офиса пешком, сократив на пару месяцев жизнь "выгуливаемых" туфель.
Постановка водевиля в академическом театре слегка интриговала. Тем долее, что pr-компания спектакле, которая не коснулась разве что автомобильных сайтов, всячески убеждала, что "Летучую мышь" ставят по канонам оперного искусства, возвращают к первоначальной идее Штрауса и что пыльного барахла, с которой ассоциируется оперетта, не будет. Учитывая комический сюжет, приблизительно известный по фильму из детства, все обещало удовольствие сродни удовольствию от винтажного платья, тщательно вычищенного в мастерских с Сан-Оноре.
И нужно сказать, постановщики не соврали. Действие, начиная с бесконечных сабачушек, мечущихся по пирсу, и до огромной плазмы на весь задник с медленно погружающимся в течение всего третьего действия пароходом "Strauss", мерцало и светилось, нагромождало один гэг за другим, один глянцевый look за другим. Под почти щенячье повизгивание моей подруги, на сцену выносили чемоданы, и исключительно LV, выходили костюмы от Чапурина. Фонтанчик цедил шампанское, артисты в трусах и шелках мылись и томились, выкладывались на все сто (если бы не чудовищная акустика новой сцены, где даже в партере все низкие ноты бесследно сползают в оркестровую яму), дирижер буйствовал вместе с пароходом, а в иллюминаторах бесконечными косяками плыли акулы. Весь явно немаленький бюджет – на сцене, ничего, похоже, не покрадено.
При этом спектакль несся от одной мизансцены к другой, не давая вниманию зрителя зацепиться ни за один образ более, чем на сакраментальные 8 секунд, стирая персонажей и характеры, и на собственные вопросы, действительно ли граф Орловский – переодетая женщина или просто для исполнения этой партии нужен женский голос или чего вдруг Адель заговорила об актерской карьере, машешь рукой – не все ли равно. И действительно – все равно, драматургия, сюжет отменяется антуражем, взгляд цепляется лишь за знакомые образы. Чистый экстаз развлечения... в который самым логическим образом вписалась толкотня театрального буфета, гудящая про закрытие обменников и неутомимых менеджеров ЮКОСа.
И в какой-то момент "Летучая мышь" парадоксальным образом вдруг рифмуется с "Третьей сменой" не только снованием по сцене в трусах, а тем самым развлекательным пафосом. И тем самым ощущением то ли усталости, то ли недостаточности этого энтертейнмента для того, чтобы спектакль состоялся.
Брюзжание, впрочем, наткнулось на вопрос моей подруги – а чего же еще нужно? А и правда, чего? Авторы и артисты честно и профессионально работают спектакль. В конце концов, театр – развлекательное заведение. Почему же возникает ощущение недодаденности? Комплекс ли ученика, воспитанный русской классической литературой, которая, как известно, несла "доброе, вечное"? А тут, вдруг, – ничего и не несет… Эстетическое несовпадение? Этическое? Отчего же, при мысли о том, что на этой же сцене пела фантастическая Нитеску в медитативно-неспешной "Мадам Батрефляй" Уилсона, испытываешь неудобство подобное тому, которое испытал, проходя мимо Военторга после выставки Нимейера? Конечно, понятно, что цели разные. И понятно, что стремление развлекаться – нестыдное. Но ведь и не развлекает…
Или все же вопрос в том, что постановщики просто ничего не знают ни про Вену времен Штрауса, ни про Рублевку, к которой апеллировали в своих интервью, ни про детский лагерь. Ну, знают, конечно… ну, почитали там, с какими-то людьми знакомы, общались… Не знают, а значит и не верят. И изображение становится одномерным, плакатным, такая агитка, но без четкой цели воздействия. И потому, привезенные в Москву Новым Европейским Театром "Каннибалы" какого-то маргинального французского режиссера про самосожжение парочки вполне успешных 30-летних сносят своей искренностью и достоверностью происходящего, не смотря на эквилибристику и упражнения с шестом, чужой язык и набившие оскомину левацкие закидоны, характерные для моего возраста. Все нутро сопротивляется, но безоговорочно веришь каждому жесту, речевке, звуку, падению… А моя подруга даже всплакнула, хотя уж от нее-то все это должно быть так далеко.