Article

ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
18 апреля в Московском Академическом Музыкальном Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко прошла церемония награждения Золотой Маски 2009 года

Награждение было назначено на бизнес-время 12 часов дня, началось с вполне цивилизованным опозданием в 15-20 минут и закончилось через корректные полтора часа. При этом, приглашены были лишь причастные, то есть номинанты, жюри и журналисты.

Некоторое затруднение для приглашенных представляло требование dress-code "черное и белое", которая было интерпретировано творческими работниками по-разному: от чисто-черного, через черное и красное, сиреневое к просто неопределенно-джинсовому. "Чисто-черные" хостесс были рады такому творчеству и провожали гостей на места, не взирая на соответствие их же требованиям.

Пустоту (по словам вручавшего награды в драматических категориях Константина Райкина, который, конечно, мог и не заметить белоснежную трибуну, на которой сидели приглашенные и, вроде, он сам) атриума заполнял забавный – не в последнюю очередь для самих музыкантов, а больше всего для ведущей церемонии Виктории Толстогановой – звон-треск-шорох двух акустических установок. А вручать награды пригласили самых прекрасных женщин – Майю Михайловну Плисецкую и Ульяну Лопаткину – и самых известных мужчин – Леонида Десятникова, Константина Райкина и Святослава Бэлзу.

Ну, что же… к своему 15-летию Золотая Маска сформировала самосознание, сформулировала свое место в театральном процессе (по словам самого говорливого на церемонии Константина Райкина, она "электризует театральную жизнь"), приняла ответственность и перестала экспериментировать с наградами.

По крайней мере, в танцевальных категориях... и вручила Маски за лучший спектакль и лучшую женскую роль проекту Дианы Вишневой, а лучшим танцовщиком назвала Игоря Зеленского за партию Солора в новосибирской "Баядерке". За "Баядерку" Маску получил также и дирижер спектакля Андрей Данилов. Лучшим современным танцем жюри выбрало "Глиняный ветер" екатеринбургского Эксцентрик-балета Сергея Смирнова, а лучшим хореографом стал сам – совершенно неэксцентричный – Сергей Смирнов. Художественные Маски в музыкальном театре (художника, за свет и костюмы), слава Богу, все ушли за оперные спектакли.

И все могло бы закончится на это расслабленно-респектабельной ноте, если бы жюри не решило "подэлектризовать" следующий сезон, впервые вручив совершенно неожиданный спец-приз за танцевальный дуэт (Вячеславу Лопатину и Наталье Осиповой за балет "Сильфида") и впервые же вручив приз критики не за драматический, а за танцевальный спектакль ("Диана Вишнева: Красота в движении").

Ну что же… может быть, мы доживем до того времени, когда танец все же станет главным театральным жанром…

Article

О ВТОРИЧНОМ
Золотая Маска показала всех номинантов на премию в балетных категориях

Выступлением Пермского театра оперы и балета фестиваль «Золотой маски» 2009 года завершил свою небогатую балетную программу. Нет, не то чтобы музыкальные театры перестали выпускать премьеры или премия не набрала номинантов. Однако на фоне сверх-богатой программы прошлогоднего фестиваля с махиной "Корсара" Большого театра во главе этот год вполне позволяет расслабиться…

Гранды отчитались еще в прошлом месяце. Мариинский привез новую реконструкцию старого балета made by Сергей Вихарев, который не мог не быть номинирован и в этом году за свое мессианство. На сей раз ею стала постановка Михаила Фокина 1910 года "Карнавал". Исполненному в рамках «Золотой Маски» в каком-то гриппозном угаре балету явно не достает ни масштаба (как в "Спящей красавице" или "Баядерке"), ни изящества (ах, какая же "Спящая красавица" в Мариинском!) прежних постановок г-на Вихарева.

Большой представлен тремя своими прошлогодними премьерами, антимилитаристским "Уроком" Флеминга Флиндта по одноименной абсурдистской пьесе Ионеско, про-датской версией "Сильфиды", принятой из ног самого востребованного Джеймса нашего времени Йохана Кобборга (номинация за хореографию), и наконец, главным советским балетом "Пламя Парижа", переставленным Алексеем Ратманским. "Масочные" спектакли прошли с ощутимыми потерями: Сергей Филин, номинированный на «Маску» за партию Учителя в "Уроке", предпочел исполнить свои контрактные обязательства руководителя балета театра Станиславского и Немировича-Данченко и танцевать не стал, а "Сильфида" прошла без фантастической премьерной колдуньи Мэдж, исполненной тогда самим Кобборгом. Основным козырем Большого уж в который раз остается вездесущая Наталья Осипова, номинированная аж за две партии: Жанна в "Пламени Парижа" и Сильфида в одноименном балете. Обсуждать нюансы исполнения балерины в конкретных постановках довольно затруднительно – прыжковый, вращательный танец г-жи Осиповой, исполненный жирновато и не всегда чисто, но всегда на пределе возможностей, в общем-то не сильно отличатся в различных партиях. Но особенностью балерины является умение строить действие исключительно вокруг своего персонажа, что и стоило экспертам «Золотой Маски» двух номинаций.

Нестоличные номинанты вполне традиционны. Новосибирский театр оперы и балета привез адаптацию Мариинской версии "Баядерки" в постановке гениального Мариинского Солора, возглавляющего нынче новосибирский балет, Игоря Зеленского (номинация за хореографию). Новизна хореографии в этой постановке довольно сомнительна (если, конечно, не считать заслугой хореографа сальто-мортале факира Магдавеи или многочисленные дополнительные jetes en tournant Солора в фирменном исполнении самого г-на Зеленского). А вот художники спектакля явно расстарались и задействовали все свои ресурсы, всю палитру красок и все нехитрые знания древнейшей цивилизации в декорациях Давида Монавардисашвили, и всю световую технику в партитуре Владимира Лукасевича. Оба, кстати, номинированы на «Маску» в соответствующих категориях. За переливающиеся рыбьей чешуей тени в третьем акте спектакля стоило номинировать и автора костюмов Александра Васильева. Писать об исполнении труппы, лишенной более или менее внятной школы, считается как-то неудобно. Но тогда стоит ли городить огород, если сил недостаточно?.. Не лучше ли в репетиторов вложиться?

Пермяки в этом году привезли "Корсара" в постановке Мариинского Василия Медведева, который оказался бюджетным вариантом прошлогодней постановки Большого. Сравнения были бы некорректны, если бы ни практически полное совпадение декораций, светового решения, костюмов (бог бы с ним, с сюжетом). И бог бы со вторичностью постановки, кабы станцевали ее достойно (и в отношении Пермской труппы индульгенция за отсутствие достойной школы отменяется). Однако солистки бросали ноги без учета того, куда это полетит, и заканчивали свои вариации в состоянии явно потустороннем, а номинированная на «Маску» Наталья Моисеева за партию Медоры, ровно ни разу не встала на пуант, отчего вращалась и вставала в арабески в противоречащей законам тяготения диагональной позиции. Лишь стоматологическая улыбка да ретивость Ивана Порошина в партии Бирбанто рассеивали дремоту спектакля.

Сказать, что проект Дианы Вишневой (номинация за спектакль и исполнительская номинация балерины) стоит особняком – не сказать ни чего. Явление это настолько особенное, что стоит всей остальной программы и, в общем-то, отменяет представленные прошлогодние достижения. Особенное настолько, что право слово, было удивительно увидеть его в номинациях. Ну, что ж? Номинировали – придется выпутываться…

Article

О СНОВИДЕНИЯХ
В рамках Золотой Маски показали совместный проект Мариинского театра, Центра исполнительских искусств графства Орандж и Ардани Артистс Менеджмент "Диана Вишнева: Красота в движении"

Именной проект примы Мариинки Дианы Вишневой стал плодом международного успеха другого проекта Ардани Артистс Менеджмент (продюсера Мариинского театра в Штатах) и его владельца Сергея Даниляна, "Короли танца". Задуманный как концерт-соревнование лучших танцовщиков мира да еще в их коронных номерах, "Короли танца" был обречен на зрительский и коммерческий успех.

Нужно отдать должное продюсеру и его профессионализму, второй проект был не столь очевидно успешным, более рискованным и значительно более интригующим. Бесспорно, имя Вишневой – с ее высочайшими рейтингами во всех чартах любителей ранжировать балетных артистов – должно было обеспечить проекту необходимое паблистити и кредиты. Однако идея вечера была крайне нетрадиционна для составителей балетных бенефисов: три оригинальных балета современных хореографов. Выбор хореографов тоже был неоднозначным: руководитель балета Большого Алексей Ратманский (поставивший "Лунного Пьеро" по вокальному циклу Арнольда Шенберга на текст Альберта Жиро), постановщик шоу цирка Momix Мозес Пендлтон ("F.L.O.W. Из любви к женщине") и резидент и артистический директор американского Complexions Contemporary Ballet Дуайта Роден ("Повороты любви" на оригинальную музыку Дэвида Розенблата).

В итоге проект, скорее всего, денег не принес. Во всяком случае, экзальтированные восторги прошлогодней премьеры, сменились более чем прохладным приемом неангажированной публики Золотой Маски. Недоуменно похлопав на "Лунном Пьеро", публика ожидаемо оживилась на оптическо-аксессуарных придумках Пендлтона, чтобы совершенно увянуть на гимнастических экзерсисах Родена, которые Вишнева исполнила с перекаченным содиректором Complexions Дезмондом Ричардсоном. Нет, конечно, было любопытно наблюдать за дуэтом источающей негу Дианы с собственным отражением в "Зеркальном пробуждении" или ворожбой под дождем из кружащихся бус в "Водном цветке" Пендлтона. И смещенный ритм танца "Поворотов любви", когда артисты движутся в два раза медленнее мчащейся со скоростью локомотива музыки, но парадоксальным образом успевают за ней, создает эффект сродни замедленному изображению эмтивишных клипов. Однако проект можно было бы списать в летопись докризисного безбедного существования. Если бы ни одно "но"…

И этим "но" стал танец Ратманского.

Нет смыла даже гадать, каким образом в руки Ратманского попала партитура Шенберга или на спор с кем он обещал поставить балет на эту музыку, которую бы предал бесспорной анафеме любой преподаватель хореографии. "Лунный Пьеро" считается манифестом додекафонического периода Шенберга, к тому же озабоченный поисками связующего начала в своей музыке композитор ввел в качестве центрального элемента женский вокал, который начитывает – но не поет – историю Пьеро (на масочном спектакле кухонно истеричное исполнение Елены Соммер). В итоге получилась страшилка, рассказанная соседкой. Танцевать под это – все равно что под детскую пластинку "Алисы в стране чудес" с песнями Высоцкого. Однако именно в вокале, словах возникает необходимая для любого танца мелодика, кантилена, и хореография Ратманского следует за текстом, оставив в стороне рваный в клочья инструментальный фон.

Программка сообщает, что балет повествует о метафизической прогулке Пьеро, рассуждающего о своих подлунных религиозных и сексуальных фантазиях и – О, Господи! – о смерти. Однако, танец – искусство физическое, а Ратманский чувствует себя увереннее в рамках сюжета, и ставит стилизацию комедии дель арте о перипетиях взаимоотношений людей-кукол (в которых, само собой, и религия и смерть…).

Марионеточная история позволяет хореографу вольготно фланировать от бытовых сценок драки на рогах, прогулки с прирученным поклонником как с собачкой, укачивания в колыбельке из мягких рук или превращения во флюгера до пафоса протеста ваньки-встаньки и обращения к небу. Сверхсложная танцевальная лексика Ратманского – так и хочется поименно перечислить все эти козлы, батю во вращении и туры по кругу андедан – избыточна в гэгах и приглушена в лирических частях, дотошно интонирована и изыскана. Постановщики изменили монохромно-белильные костюмы премьеры на корректные черно-белые, отчего танец оброс подслушанным у Шенберга торжественным трагизмом… сохранив при этом по-птичьи легкую конструкцию.

Такие арт-хаусные проекты могут существовать, конечно, только в государственных театрах, и, похоже, "Красота в движении" осела-таки в репертуаре Мариинского, что конечно, ближе, чем графство Орандж. Есть все же у него положительные стороны… это опять о кризисе.

Article

О ВРЕДЕ TV
В рамках "Золотой Маски" показали "Impressing the Czar" Ульяма Форсайта в исполнении Фландрского Королевского Балета

Про Форсайта все знают – это тот, который сразу за Петипа и Баланчиным, все что между – это как внеклассное чтение. Программу балетов Форсайта поставили в Мариинском театре в 2004 году, дружно подивились, раскритиковали, дали "Золотую Маску" и стали потихоньку забывать (во всяком случае, при билетах в самой низкой ценовой категории зал Мариинского всегда наполовину пуст). При этом, имя его по-прежнему произносят со священным придыханием: гений-провидец…

Начав ставить в 70-х годах в Штутгартском балете, альма-матер всего современного балета (вместе с Килианом и Ноймайером), Форсайт уже с середины 80х работает независимо – сначала в качестве хореографа-резидента Балета Франкфурта, а теперь с собственной Forsythe Company, – сотрудничал со всеми ведущими балетными компаниями мира, поставил свой самый главный танец "In the Middle Somewhat Elevated" все на ту же Сильви Гиллем и собирается запретить исполнение своей хореографии после собственной смерти (ибо, гений! считает, что танец должен развиваться дальше).

Его танец принято описывать в терминах техногенной революции и роботостроения. Как правило, поставленная на индустриальную музыку, хореография Форсайта предлагает танцовщику и зрителю экстремальное испытание на выносливость и тест на лояльность. Однако, при ракетной скорости ей чужда хоть какая-нибудь истеричность или сумбур, она гармонична и округла как солнечная система. Тела танцовщиков Форсайта прочесывают пространство стройными рядами, выглаживают почву акцентированными пассе, отстраивают мир ученическими пор-де-бра, вбирают его концентрическими рондами, чтобы выплеснуть батманами на разрыв, тужатся в сверхвысоких обводках и лопочут свободным корпусом в пробежках-пролетах. У них нет предела, но есть жесточайшая как сила притяжения структура, каждая поза графична и антично-совершенна.

Нынешняя «Золотая Маска» привезла нам «Impressing the Czar» Фландрского Королевского Балета. Первоначально балет был поставлен Форсайтом вокруг его гениального "In the Middle Somewhat Elevated" аж в далеком 1988, однако спустя 15 лет был благополучно забыт (истории всегда повторяются…), чтобы возродиться в 2005 году.

Говорят, что в восстановлении участвовал сам великий и могучий, и теперь сложно сказать, что было создано оригинально, а что появилось позже. Танец Форсайта все также узнаваем и незнаком, как всякий его танец. Нужно сказать, что гастролеры танцуют точно и копают глубоко. У нас так Форсайта не исполняют. Поставленная как экстремальная, хореография не прощает неточности, но и не допускает ощущения легкости (за что ратует любой балетный педагог). Артисты Мариинского, продукты вагановской вивисекции, при бесспорном техническом превосходстве превращают это движение вселенных в дискотеку, мотоциклетные гонки, драйв в его абсолютном выражении, способный поднять стадион… но всего длишь за любимую команду.

При этом, рассказанная в "Impressing the Czar" история мистера Пината (всего лишь мистера Пригоршни) настолько мизерна и смехотворна, что разбираться в ней нет никакого желания. Впрочем, и возможности… поскольку действие беспросветно завалено мусором продукции современных масс медиа, разномастных фриков, безбожно растиражированного современного искусства образца братьев Чепменов и иранских художниц, всеми этими "tolerant unsuspected" лицами в телевизоре, бесчисленными и опасными бесполыми mango-girls в черно-белой униформе, кружащими свой танец виллис в бесконечных батманах баскетбольных hallabacks.

В таком контексте, может быть задуманный как бриллиант в сточной канаве, танец воспринимается как артефакт, сродни цитатам из священного писания в произведениях современного искусства – то ли соль всей этой истории, то ли симпатичный графический аксессуар по периметру.

Ну, что ж… Форсайт опять потревожил сознание, и в момент, когда мы попривыкли к его хореографии, остался-таки загадкой. И остается только надеяться, что он все это придумал при возобновлении балета, а не в 1988 году, и что мы не отстали на пару десятилетий…

Article

РЕВОЛЮЦИЯ В ИНТЕРЬЕРАХ
Вторым спектаклем, привезенным "Золотой Маской" в рамках программы "Легендарные имена и спектакли XX века", стал спектакль "Last Touch First" Иржи Килиана

Вообще, просветительский посыл "Золотой Маски" в этом году чрезвычайно продуктивен. Нам привезли легендарных, которые слишком выпукло демонстрируют, что легенды не только не умирают, а еще и все время работают. При этом развиваются вовсе не для того чтобы "сделать нам красиво", а в соответствии с той невыражаемой словами логикой, которая заставляет жечь книги и запрещать композиторов.

Легенда Килиана относится к 70-80м годам, когда уехавший на стажировку в Royal Opera House чех, пройдя школу Штутгартского балета (вместе со всеми великими второй половины XX века), начал свое сотрудничество с Nederlands Dans Theater. Это сотрудничество совершенно перевернуло восприятие современного танца – без каталогизации на балет и другие жанры – и сделало Гаагу Меккой всех любителей современной хореографии. NDT с тех пор прирос юниорской сборной (NDT II) и командой заслуженных (NDT III), но Килиан остается неизменным хореографом всех трех трупп.

Привезенный Маской спектакль труппы артистов-пенсионеров NDT III "Last Touch First" первоначально был поставлен в 2003 году, а пару лет назад получил свою новую редакцию и нынешнее имя.

Главное разочарование (оно же и очарование) спектакля – здесь нет танцев и танца в его моисеевско-григорвичевском понимании. Артисты не делают ни одного па, выходящего за рамки бытового жеста, позы, движения, и препарасьон заканчивается лишь перевернутой страницей в книге или поднятой бутылкой с вином, которая в свою очередь становится препарасьоном для движения головой или задирания юбки. Кажется, Килиан нащупывает грань между танцем и нетанцем, и (слава богу!!!) не находит ее. Он вяжет полотно из каждодневных жестов, и кувыркание парочки на столе и под столом перестает быть паскудством, а налепливание карточных погон – наказанием для продувшего в дурака. В учебниках это называют хореографией.

Необходимые красоту и изыск хореографии Килиана придает особый ритм, требующий от артистов (и без всяких скидок на возраст) сверх-медленного исполнения их партий, прерывающегося резкими движениями, и абсолютное слияние с музыкальным рядом, созданным неизменным композитором Килиана, Дирком Хаубрихом.

Килиан помещает три пары, элегантно одетые в оттенки коричневого и кремового и появляющиеся на сцене с торжественными и спокойными выражениями лиц, в вызывающую неудобство как при подглядывании уютную атмосферу сепиевой фотографии. Он рассказывает историю со всей дотошностью романиста и, кажется, строит действие по всем канонам единства времени и пространства. Разведенная фантастической световой партитурой на несколько планов композиция спектакля постепенно объединяется в единое целое.

Но единство времени оказывается обманкой, и 50 минут водянисто-медлительного действия вмещают миллиард событий, развивающихся со скоростью, от которой кружится голова. Место действия тоже то расширяется до черной пустоты пространства между окнами и дверью, где пропадают люди, то сжимается до клочка ткани на авансцене, и кажется, дышит. Уют гостиной взрывается и разламывается, как при землетрясении. Килиан с храбростью Кибалчиша жонглирует и переворачивает вещи и категории, с которыми – нужно сказать – шутки плохи. Пишут, что в первой версии Килиан после мгновенного затемнения разворачивал время назад, чтобы закончить действие в начальной точке. На сей раз он тоже возвращается к начальной композиции, но при этом он сжимает пространство до куска авансцены. Время отменяется? Пространство отменяется? Человек…?

К разочарованию "просвещенной" публики нам не показали ни малейшего кусочка "настоящего легендарного Килиана" с его изощренной техникой и кошачьей пластикой. Килиан привез спектакль настолько радикальный и безбашенно смелый, что впору спросить, уж не продукт ли это экзальтированного студента. Если бы не уверенная рука вязальщика движений...